Василий Андреевич Жуковский (1783-1852) писал элегии, баллады, послания, были, поэмы и повести в стихах, статьи, эпиграммы. Не обошел вниманием автор и жанр басни.
По определению Жуковского, басня – это «стихотворный рассказ происшествия, в котором действующими лицами обыкновенно бывают или животные, или твари неодушевлённые. Цель сего рассказа – впечатление в уме какой-нибудь нравственной истины, заимствуемой из общежития и, следовательно, более или менее полезной».
Жуковский считал, что «отвлечённая истина», изложенная приятно, оставляет в душе человека лишь лёгкий «исчезающий» след. «Но та же самая истина, представленная в действии и, следовательно, пробуждающая в нас и чувство и воображение, принимает в глазах наших образ вещественный, «впечатлевается» в рассудке сильнее и должна сохраниться в нем долее». Как можно сравнивать, рассуждал поэт, сухое понятие, «облечённое в простую одежду слов» и понятие одушевлённое, украшенное «приятностью вымысла»?
Задача баснописца и состоит в том, чтобы донести до читателя истину в наиболее доступном и интересном для понимания смысле.
Что же касается вопроса происхождения басни, то, по мнению В.А.Жуковского, «басня …принадлежит не одному народу в особенности (в частности азиатскому), а всем вообще, равно как и все другие роды поэзии». Вероятно, прежде «она была собственностью не стихотворца, а оратора и философа».
Василий Андреевич Жуковский посвятил немало строк баснописцам и самому жанру басни. Он писал о Лафонтене, Ломоносове, Хемницере, Дмитриеве, Крылове. Последнему Жуковский заготовил в честь его дня рождения (2 февраля 1838 года) хвалебную речь. Он выразил признание Ивану Андреевичу за то, что благодаря ему, люди «начали и будут любить отечественный язык, понимать изящное и знакомиться с чистою мудростью жизни… Вы, патриарх наших писателей…продолжаете радовать нас произведениями творческого ума своего…».
Оценивая талант Крылова, Жуковский выразил ему всеобщую любовь и поблагодарил за «уроки, которые дойдут до потомства и никогда не потеряют … своей силы и свежести: ибо они обратились в народные пословицы; а народные пословицы живут с народами и их переживают».
Жуковский, будучи сам великим мастером пера, тоже сочинил несколько басен. Они, безусловно, своеобразны, мелодичны, поучительны и занимательны. Ниже приведены три басни Василия Андреевича. Их можно не только почитать, но и послушать.
Автор текста: Ирис Ревю
МАРТЫШКИ И ЛЕВ (полный текст басни)
Мартышки тешились лаптой;
Вот как: одна из них, сидя на пне, держала
В коленях голову другой;
Та, лапки на спину, зажмурясь, узнавала,
Кто бил. — Хлоп-хлоп! «Потап, проворней! Кто?» — «Мирошка!» —
«Соврал!» — И все, как бесы, врозь!
Прыжки; кувы́рканье вперед, и взад, и вкось;
Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,
Другая, ноги вверх, повисла на суку;
А третья ну скакать сорокой по песку!
Такого поискать веселья!
Вдруг из лесу на шум выходит лев,
Ученый, смирный принц, брат внучатный царев:
Ботанизировал по роще от безделья.
Мартышкам мат;
Ни пикнут, струсили, дрожат!
«Здесь праздник! — лев сказал. — Что ж тихо? Забавляйтесь!
Играйте, детушки, не опасайтесь!
Я добр! Хотите ли, и сам в игру войду»! —
«Ах! милостивый князь, какое снисхожденье!
Как вашей светлости быть с нами наряду!
С мартышками играть! ваш сан! наш долг! почтенье!..» —
«Пустое! что за долг! я так хочу! смелей!
Не все ли мы равны! Вы б сами то ж сказали,
Когда бы так, как я, философов читали!
Я, детушки, не чван! Вы знатности моей
Не трусьте! Ну, начнем!» Мартышки верть глазами
И, веря (как и все) приветника словам,
Опять играть; гвоздят друг друга по рукам.
Брат царский хлоп! и вдруг под царскими когтями
Из лапки брызжет кровь ключом!
Мартышка — ой! — и прочь, тряся хвостом,
Кто бил, не думав, отгадала;
Однако промолчала.
Хохочет князь; другие, рот скривя,
Туда ж за барином смеются,
Хотя от смеха слезы льются;
И задом, задом, в лес! Бегут и про себя
Бормочут: не играй с большими господами!
Добрейшие из них — с когтями!
КОТ И ЗЕРКАЛО
Невежды-мудрецы, которых век проходит
В искании таких вещей,
Каких никто никак в сем мире не находит,
Последуйте коту и будьте поумней!
На дамском туалете
Сидел Федотка-кот
И чистил морду… Вдруг, глядь в зеркало: Федот
И там. Точь-в-точь! сходней двух харей нет на свете.
Шерсть дыбом, прыг к нему и мордой щелк в стекло,
Мяукнул, фыркнул!.. «Понимаю!
Стекло прозрачное! он там! поймаю!»
Бежит… О чудо! — никого.
Задумался: куда б так скоро провалиться?
Бежит назад! Опять Федотка перед ним!
Постой, я знаю как! уж быть тебе моим!»
Наш умница верхом на зеркало садится,
Боясь, чтоб, ходя вкруг, кота не упустить
Или чтоб там и тут в одну минуту быть!
Припал, как вор, вертит глазами;
Две лапки здесь, две лапки там;
Весь вытянут, мурчит, глядит по сторонам;
Нагнулся… Вот опять хвост, лапки, нос с усами.
Хвать-хвать! когтями цап-царап!
Дал промах, сорвался и бух на столик с рамы;
Кота же нет как нет. Тогда, жалея лап
(Заметьте, мудрецы упрямы!)
И ведать не хотя, чего нельзя понять,
Федот наш зеркалу поклон отвесил низкий;
А сам отправился с мышами воевать,
Мурлыча про себя: «Не все к нам вещи близки!
Что тягостно уму, того не нужно знать!»
КОТ И МЫШЬ
Случилось так, что кот Федотка-сыроед,
Сова Трофимовна-сопунья,
И мышка-хлебница, и ласточка-прыгунья,
Все плу́ты, сколько-то не помню лет,
Не вместе, но в одной дуплистой, дряхлой ели
Пристанище имели.
Подметил их стрелок и сетку — на дупло.
Лишь только ночь от дня свой сумрак отделила
(В тот час, как на полях ни темно, ни светло,
Когда, не видя, ждешь небесного светила),
Наш кот из норки шасть и прямо бряк под сеть.
Беда Федотушке! приходит умереть!
Копышется, хлопочет,
Взмяукался мой кот,
А мышка-вор — как тут! ей пир, в ладоши бьет,
Хохочет.
«Соседушка, нельзя ль помочь мне? — из сетей
Сказал умильно узник ей. —
Бог добрым воздаянье!
Ты ж, нещечко мое, душа моя, была,
Не знаю почему, всегда мне так мила,
Как свет моих очей! как дне́вное сиянье!
Я нынче к завтрене спешил
(Всех набожных котов обыкновенье),
Но, знать, неведеньем пред богом погрешил,
Знать, окаянному за дело искушенье!
По воле вышнего под сеть попал!
Но гневный милует: несчастному в спасенье
Тебя мне бог сюда послал!
Соседка, помоги!» — «Помочь тебе! злодею!
Мышатнику! Коту! С ума ли я сошла!
Избавь его себе на шею!» —
«Ах, мышка! — молвил кот. — Тебе ль хочу я зла?
Напротив, я с тобой сейчас в союз вступаю!
Сова и ласточка твои враги:
Прикажешь, в миг их уберу!» — «Я знаю,
Что ты сластёна-кот! но слов побереги:
Меня не обмануть таким красивым слогом!
Глуха я! оставайся с богом!»
Лишь хлебница домой,
А ласточка уж там: назад! на ель взбираться!
Тут новая беда: столкнулася с совой.
Куда деваться?
Опять к коту; грызть, грызть тенета! удалось!
Благочестивый распутлялся;
Вдруг ловчий из лесу с дубиной показался,
Союзники скорей давай бог ноги, врозь!
И тем все дело заключилось.
Потом опять коту увидеть мышь случилось,
«Ах! друг мой, дай тебя обнять!
Боишься? Постыдись; твой страх мне оскорбленье!
Грешно союзника врагом своим считать!
Могу ли позабыть, что ты мое спасенье,
Что ты моя вторая мать?» —
«А я могу ль не знать,
Что ты котище-объедало?
Что кошка с мышкою не ладят никогда!
Что благодарности в вас духу не бывало!
И что по ну́жде связь не может быть тверда?»